Кукла.

     - Папа, купи мне вон ту куклу!
     - Какую?
     - Ну вон ту!
     - Это которая с бантом, что-ли?
     - Да нет, которая рядом с Буратино.
     Рядом с оригинальной фигуркой, в которой лишь по ненормально длинному носу, с большим трудом можно было узнать Буратино, сидела большая красивая кукла в ослепительном белом платье. Она действительно обращала на себя внимание, Сергей даже удивился, что сразу не заметил её. Кукла была отличной. Не в том смысле, что лучше других – а отличалась от других. Отличали её неестественно бледные щёки. Неестественно даже для куклы. Но больше всего поражали глаза. Не обычные кукольные, большие и глупо-восхищенные, а вполне нормальные, до неприличия похожие на человеческие. Они смотрели пристально-изучающе и вполне осмысленно.
     Что за чушь! Сергей невольно поежился. Как это у куклы может быть осмысленный взгляд? Нет, ну делают умельцы, конечно, таких кукол, но только эта явно не подходила на разряд ручной работы. Пора бы уже забыть свои детские страхи…
     - Пап, ну так что?
     - Да зачем она тебе? Давай лучше купим вот эту.
     - Но я не хочу эту.
     - Ну тогда вон ту корову.
     - Это лошадка, а не корова, но только я хочу куклу.
     Сергей с тревогой заметил в глазах дочери первые признаки слез. Он знал, что она не будет закатывать истерики. Но он знал также ЧТО она будет делать. Она отвернется и замолчит, замкнувшись в себе, а вернувшись домой, будет долго и безутешно, не по детски горько и молча плакать. А он не выносил слез дочери. К тому же плакать так она стала после смерти матери… Да и вообще, не ему же играть этой куклой. С какой стати дочка должна лишаться удовольствия, потому что папочка с детства не любит (а в глубине души боится) кукол?
     Сергей глубоко вздохнул, оглянулся по сторонам и с видом жертвы святой инквизиции обратился к девушке за прилавком:
     - Ну, хорошо, сколько стоит эта «красавица»?

     - После этого она на меня так посмотрела, что я подумала: «Она ведь все понимает, только сказать не может».
     - Угу – кивнул Сергей, подкладывая дочери ещё один кусок яичницы, - Собаки, они, между прочим, действительно все понимают. А насчет «сказать»… они прекрасно общаются с нами через мимику и взгляды. Ты замечала когда-нибудь, какая у собак мимика? У, да ты что – богатейшая! А взгляд, - это ты верно заметила…
     Сергей сделал осторожный глоток горячего чая и, поморщившись, потянулся за сахаром.
     - Взгляд у них тоже очень выразительный. Бывает, разговариваешь с ней… Ну, там, рассказываешь что-то… Знаешь, бывает такое, когда поговорить не с кем, а нужно… Так вот, рассказываешь ей, значит, что-нибудь, а она сидит и смотрит, да так пристально. И внезапно осознаешь, что она все поняла. А глаза такие… ну просто человеческие.
     - Или как у куклы, да?
     - … У какой куклы? – Сергей поперхнулся от неожиданности.
     - Ну у той, которую ты мне купил. У неё тоже глаза как у человека и она все понимает. Я знаю, что она понимает.
     Ну о чём ты? – недовольно дернул плечом Сергей, - Кукла не может тебя понимать, она ведь не живая. Тебе уже семь лет и ты достаточно большая, чтобы знать это. И вообще, по моему, моей большой девочке пора в школу…
     После того, как Анюта ушла, он еще некоторое время посидел на кухне, задумчиво допивая остывший чай. Мысли о предстоящем, достаточно трудном рабочем дне вскоре начисто вытеснили из головы разговор с дочерью. Наконец он встал, ополоснул чашку под краном, машинально, совершенно без эмоций, чертыхнувшись в адрес ЖКХ по поводу очередного отсутствия горячей воды, и насвистывая какую-то нехитрую мелодию, прошел в комнату. Рассеянно прислушиваясь к телевизору на экране которого «дедушка Ельцин», делая предельно страшное лицо, заявлял, что не позволит Америке тронуть Югославию, Сергей уже почти закончил одевать деловой костюм, когда почувствовал чей-то пристальный взгляд. Это был точно не «дедушка Ельцин». Если бы глава многострадальной России еще мог ТАК смотреть…
     Сергей обернулся и сразу же увидел того, кто сверлил его глазами. Та самая кукла, которую он вчера купил дочке, сидела теперь на его рабочем столе и пристально внимательно рассматривала Сергея. Она даже голову склонила слегка на бок. Странно, вчера Сергею показалось, что ее голова может только поворачиваться из стороны в сторону, но не наклоняться.
     - Черт, - тихо выдохнул он, - как ты здесь оказалась?.. Ну, Анюта.
     Сергей подошел к столу и взял куклу, чтобы отнести ее в комнату дочери.
     - Удобно устроилась, да? Подглядываешь? Вот только здесь…
     Внезапно Сергею показалось, что он держит в руках что-то… что-то наподобие дохлой, но еще теплой крысы. Реакция была мгновенной. Не успев ни о чем подумать, Сергей с брезгливым отвращением отбросил куклу в сторону. Ударившись о тумбочку, на которой стоял телевизор, она с сухим пластмассовым стуком упала на пол, лицом к стене. Сергей не отрываясь смотрел на неё. Сердце колотилось где-то у самого горла, где ему в принципе не положено быть. «Господи, да что же это со мной?» - только сейчас Сергей заметил, что до сих пор брезгливо вытирает руку, причем о собственную рубашку. Это же кукла, черт возьми, простая кукла. Кусок пластмассы. Она не может быть живой. Ну, не должна, по крайней мере. И тем не менее он чувствовал, что ни за что не сможет заставить себя взять эту мерзость в руки ещё раз. Сергей сдёрнул со стула пиждак, щёлкнул кнопкой дистанционного управления телевизором и, стараясь всё время держать куклу в поле зрения, вышел из комнаты.

     Сергей с дочкой жили вдвоем вот уже два года. Именно столько времени прошло с того дня когда мама тогда ещё шестилетней девочки, жена Сергея, попала в автокатастрофу. Как утверждали врачи, она погибла мгновенно, не успев ничего почувствовать. Когда многотонная громада грузовика на бешенной скорости вылетела в лоб маленькой «Оке», она, наверное даже не успела испугаться. Только это и утешало Сергея, если только это можно назвать утешением. В тот день Анюта впервые заплакала как-то необычно – страшно и безысходно. Она просто сидела, молча глядя в одну точку и слегка раскачиваясь, а по щекам одна за одной катились слёзы, оставляя широкие, блестящие дорожки. Кажется, если бы она зашлась в судорожных рыданиях и криках, Сергею было бы много легче.
     Но даже самая невыносимая боль не может длиться вечно. Прошло какое-то время, и жизнь вошла в новую, вскоре ставшую обычною, колею. Рано утром Сергей готовил завтрак, будил дочку и после небольшой трапезы отправлял её в школу. Затем шёл на работу. Возвращалась Анюта обычно раньше отца ( благо школа находилась всего в двух кварталах от дома), и немедленно начинала готовить ужин. Когда Сергей возвращался, все было уже обычно на столе. Они вместе ужинали, при этом рассказывая друг-другу как прошел их день, затем девочка отправлялась в свою комнату. Домашнее задание к этому времени чаще всего было уже выполнено, потому Анюта просто читала или рисовала. Она вообще после смерти матери стала предпочитать тихие игры. Сергей же в это время смотрел новости по телевизору или какой-нибудь видеофильм. Но это было в будние дни. В выходные или праздники был обычно Лунапарк, качели, мороженое и мультики далеко за полночь, так что уже спящую девочку приходилось на руках уносить в кровать. Но всё же порой Сергею казалось, что это просто своеобразная игра. Они оба вели себя как ни в чём ни бывало, стараясь даже не разговаривать о погибшей маме, но тоска все же осталась где-то глубоко в тайниках души. Сергей даже мысли не допускал о повторной женитьбе, да и потом, любовь к дочке не позволила бы ему привести в дом чужую тётю. Разве что тётю доктора, которая за последние две недели уже несколько раз была у них в гостях. Она была молода, красива, но дико раздражала Сергея, потому что ничего не могла сказать о странном недомогании, внезапно появившемся у Анюты. Девочка была странно бледна, часто жаловалась на головокружение, а сегодня даже потеряла сознание, чем дико испугала Сергея. Он уже твёрдо решил, что завтра они поедут в другую больницу, найдут другого детского врача, (лучше дядю, а не тётю) и пройдут серьёзное и максимально полное обследование.
     На экране телевизора, какие-то очень серьёзно настроенные мужчины взламывали дверь бандитского притона, чтобы покарать других, не менее серьёзно настроенных мужчин. Сегодня это нисколько не привлекало Сергея. Он поднялся с кресла, посмотрел на фотографию жены стоявшую на тумбочке у кровати и тихо пробормотал:
     - Тяжело мне без тебя. Ты бы справилась быстрее. Ну ничего, родная, завтра мы найдем нормального врача и все будет хорошо.
     Подходя к комнате дочери, чтобы пожелать ей спокойной ночи, Сергей невольно приостановился. Из-за закрытой двери доносился слабый голосок Анюты. Девочка с кем-то разговаривала. Сергей на цыпочках подошёл поближе и прислушался.
     - Конечно,.. только вот папу жалко. Как он будет один?
На некоторое время в комнате повисла тишина.
     - Точно придёт? – наконец вновь заговорила Анюта и после очередной паузы добавила, - Да, я поняла тебя.
     Сергей распахнул дверь, даже забыв постучаться и не подумав, что может напугать дочку. Однако Анюта даже не вздрогнула. Она сидела на своей кровати и спокойно смотрела на отца. Сергей окинул взглядом комнату, но, само-собой, она была пуста.
     - Ты с кем-то разговаривала?
     - Нет, - Анюта равнодушно пожала плечами, - Тебе показалось.
      Сергей присел на краешек кровати и взял в руки стоявшую на столике, такую же как и у него в комнате, фотографию жены.
      - Скучаешь по маме?
      - Да, но она сказала, что мы скоро увидимся.
      - Кто?
      - Мама.
      Сергею вдруг стало зябко.
      - Ты разговаривала с мамой? Во сне?
      - Нет, не во сне. Она была здесь. Только что.
      Сергей невольно оглянулся, но комната по-прежнему была пуста. А что он ожидал увидеть? Призрак жены? Вряд-ли. А вот девочка явно что-то видела. Нужно обязательно в больницу к хорошему врачу. Обязательно.
      Анюта видимо почувствовала состояние отца и крепко обвила ручонками его шею:
       - Ты не волнуйся, пап, все будет хорошо! Я очень-очень тебя люблю.

      Этой ночью Сергей увидел сон, который мучал его еще в далеком детстве.
      Во сне он вновь был маленьким мальчиком Сережей, беззаботно игравшим в своей комнате. Через открытую дверь можно было видеть находящихся в столовой родителей. Отец, сидя в кресле, читал свежий номер газеты, а мать убирала со стола остатки ужина.
      Внезапно Серёжа почувствовал, что он в комнате не один. Обернувшись, он столкнулся взглядом с сидящей в кресле большой белокурой куклой в светло-желтом платье с кружевами. Что-то в ней было не так... Мальчик наморщил лоб, приглядываясь... Кукла ДЫШАЛА! Грудь ее мерно вздымалась и опускалась, а глаза приобрели осмысленное, злобно-хищное выражение. Холодный липкий страх забрался под рубашку и, кажется, в саму душу мальчика. Горло сдавили судорожные спазмы, мешая не только кричать, но и говорить. Сережа опрометью бросился к родителям. Мать оставила свое занятие, отец отложил газету и повернулся к нему. Мальчик исступленно тыкал пальцем в сторону комнаты, но вдруг понял, что они ничего не видят. Они не видят, что кукла ЖИВАЯ! А сказать он не может. Рассеянно переглянувшись, родители вновь вернулись каждый к своему занятию. И вот это их равнодушие пугало не меньше, чем ожившая кукла. А она между тем, была уже на пороге комнаты. Серёжа, широко распахнутыми от ужаса глазами смотрел как быстро вздымается и опускается ее грудь и как медленно тянутся к нему ее маленькие пластмассовые ручки. Все ближе и ближе...

      Сергей дернулся и проснулся. Перед глазами плясали неясные тени, отбрасываемые на потолок погруженной во мрак комнаты. Сердце оглушительно билось о барабанные перепонки. Он с трудом перевел дыхание. Такого безисходного, животного страха он не испытывал с детства, а точнее с того момента, когда последний раз видел этот сон. Сергей повернул голову, чтобы посмотреть на табло электронных часов... Она стояла рядом с кроватью!... Тени в этом месте сгущались, образуя маленькую фигурку, которая вполне могла принадлежать кукле. А могла и не принадлежать. Тело среагировало быстрее разума. Сергей рванулся к слегка белевшему на стене выключателю с размаха ударив по нему ладонью, но рука встретила лишь холод одетой в обои стены. Он видел выключатель. Он четко видел его. Но не мог нащупать, как ни старался! Каким-то зверинным чутьем Сергей ощущал, что кукла уже взобралась на кровать. Пальцы вновь и вновь натыкались на стену, а между тем, другие маленькие и холодные пальчики - О Господи, Господи, Господи! - уже прикоснулись к его ноге.
      Яркий электрический свет залил пустую комнату. На кровати позади него не было никакой куклы.  Сергей медленно сполз спиной по стене. Из груди рвались уже не контролируемые всхлипы, по щекам катились слезы - нечеловеческое напряжение искало выхода, грозя в противном случае обернуться безумием. Сколько он так просидел Сергей не знал. Электронный будильник подмигивал какими-то цифрами, но смысла их Сергей не понимал. Да и не старался.
      Ветер, проникший через открытую форточку, принес шелест шин запоздавшей машины, шорох листвы растущего под окном клена и даже чей-то пьяный мат. Сквозь эти привычные звуки донесся еще один - дробный стук маленьких ножек по паркету коридора. Очень маленьких ножек. Пластмассовых ножек.
      Сергей даже перестал дышать. По коридору... К нему?.. Нет... Мимо... Дальше... Стихли... Но ведь там комната... АНЮТА!
      Мощный отцовский инстинкт рывком бросил Сергея с кровати, во мгновение ока превратив перепуганного насмерть мальчишку в яростно скалившегося пса, готового до последнего вздоха зашишать своего щенка. Буквально в два прыжка Сергей достиг комнаты дочери и распахнул дверь.
Сквозь ночной полумрак, подсвеченый неоновыми огнями реклам, можно было увидеть лежащую на кровати девочку.
      - Анюта? - Вполголоса позвал Сергей. Девочка не откликалась. Он включил ночник и склонился над дочерью. Глаза девочки были закрыты, лицо светилось спокойствием и умиротворенностью. Ну конечно она спит. Что это взбрело ему в голову? Нервы совсем ни к черту. Мерещится всякое.
      Сергей уже хотел было идти к себе, но его привлекла какая-то ненормальная бледность дочери. Он несколько секунд пристально всматривался в ее лицо.
      - Аня!.. Анюта! - Но девочка не откликалась. Сергей тронул её за плечо и невольно отдёрнул руку - тело дочери было неприятно холодным.
      Потом он долго тряс девочку, хлопал по щекам, целовал и даже убаюкивал, прижав к широкой груди и всё отказываясь верить в то страшное и непоправимое имя которому - Смерть.

...Нет, всё нормально, он справится... Да, конечно... Нет... Безусловно... Да, хоронить будут рядо с матерью... Да, два года назад... Помочь ли с обедом? Да, это было бы хорошо... Нет, с рабочими уже договорились, завтра могила будет готова... Да, спасибо... Нет, спасибо...
      Сергей сидел, положив перечерченную вздувшимися венами руку на край гроба и спокойно-отстраненно отвечал на вопросы и соболезнования друзей и знакомы. Многие удивлялись (молча, конечно), как после смерти дочери он может быть таким спокойным. и лишь Иван, его самый близкий друг, знал что кроется за этим спокойствием. Именно ему позвонил Сергей ночью как только обрел способность более-менее соображать. Именно у него на груди Сергей плакл, как ребёнок, навзрыд, до судорожных спазм и, наконец, именно он уговорил Сергея выпить успокающего. И вот теперь Сергей сидел, равнодушно рассматривая подходящих к нему людей и только где-то в глубине души медленно шевелилась беспомощная обида. Ну как же так, они вот ходят, разговаривают, живут. А его дочери уже не будет. Никогда не будет. Как же это?..
      Но все эти мысли ворочались где-то вдалеке, слегка задевая Сергея. Успокоительное делало свое дело. Равнодушно разглядывая наплывающие из ниоткуда и уплывающие в никуда лица, Сергей не заметил, как парадоксально яркое солнце, видимо устыдившись своей неуместной в такой день весёлости, торопливо скатилось за горизонт, сначала окрасив оконное стекло в кроваво-красный цвет, а затем и вовсе погрузив его во мрак. Кто-то включил электрический свет. Кто-то подошёл к нему и стал говорить что-то насчёт усталости, насчёт того, что ему нужно отдохнуть... Зачем? Зачем отдыхать, если его дочери больше нет? Зачем вообще это всё? Зачем собрались все эти люди? Сергей обвел всех удивлённым взглядом и, заботливо поддерживаемый под руку, направился к выходу из комнаты. у самых дверей он внезапно остановился и решительно повернувшись произнёс:
      - Спокойной ночи, дочка.
А затем, в наступившей неловкой тишине пршёл к себе в спальню...

      Ночью он поднялся и, стараясь никого не разбудить, прошёл в комнату, где стоял гроб дочери. С глухо бъющимся сердцем Сергей толкнул дверь и, чуть помедлив, шагнул за порог. Каждый шаг давался ему с неимоверным трудом, как будто продвигаться приходилось по колено в вязкой болотной жиже. По углам гроба стояли восковые свечи, неверным подрагивающим пламенем освещавшие всю комнату. Свечи у изголовья как-то странно и равномерно колыхались, как будто от дыхания лежавшего в гробу. Когда Сергей медленно приблизился, он понял, что его дочь действительно дышит. Как же так? Так значит она жива?! Они хотели похоронить её живой! О, Господи! Сергей склонился над дочерью, вглядываясь в её бледное лицо. Внезапно, как от толчка, она открыла глаза, выбросив по направлению к отцу свою маленькую, ставшую после смерти неестественно худой, ручку. Сергей непроизвольно дёрнулся, едва успев отскочить назад. Девочка, между тем, села в гробу, ощупывая воздух вокруг себя, как будто пыталась что-то найти. Губы девочки судорожно двигались в беспомощной попытке произнести что-то. Её глаза, с вытянутыми как у кошки зрачками, бессмысленно обшаривали комнату, а из зияющей раны на горле, края которой уже успели схватиться, тоненькой струйкой медленно стекала кровь, постепенно перекрашмвая белоснежное платье. Сергей не мог пошевелиться. Он не отрываясь смотрел на агонию мёртвой дочери, на несуществующую ранее рану на её горле, на пустые "кошачьи" зрачки и чувствовал, что внутри начинает вскипать, подступая к горлу, истерический смех. Сергей как мог сдерживал его. Он знал, что если сейчас засмеётся, то ввергнет себя в пучину безумия, из которой ему уже не выбраться. Внезапно взгляд девочки замер на каком-то предмете за спиной Сергея, в нём мгновенной искоркой проскочило единственное осмысленное выражение - страх. Голова её судорожно дёрнулась, как будто девочка из последних сил пыталась что-то выговорить, из открывшейся как беззубый рот раны на горле хлынула кровь. Рука девочки указывала туда же, куда был устремлён её взгляд - за спину Сергея. Собрав остатки сил, он одним рывком обернулся. На пороге комнаты стояла кукла. Та самая кукла из его детских кошмаров. Та самая кукла, которую Анюта выбрала в магазине (хотя теперь Сергей понял, что это кукла выбрала их). И, наконец, та самая кукла, которая убила его дочь. В том, что это сделала именно она Сергей почему-то не сомневался. Кукла широко улыбнулась, как быподтверждая этим его догадку. Её резиновые губы растягивались до тех пор, пока не сложилось ощущение, что её верхняя, большая часть головы попросту отвалится. И вот из этой чёрной, пахнущей резиной дыры, раздался пронзительный Анютин голос:
      - Папа! Это она! Пожалуйста! Папа! Папочка!!
      Этого Сергей вынести уже не мог, он зажал уши руками и истошно закричал, разрывая голосовые связки и чувствую, что проваливается в тягучую липкую пропасть безумия.

      Он проснулся от собственного крика. В окна по-прежнему заглядывала ночь. Электронное, светящееся табло часов показывало 1.50. Как громко он кричал? Не разбудил-ли он кого-нибудь? Сергей замер, пытаясь удержать со свистом вырывающееся дыхание. Прислушался. В доме стояла полная тишина. Он удовлетворённо кивнул. Так. Так и должно быть. Это очень хорошо. Сергей поднялся и не одеваясь вышел из комнаты. Проходя мимо соседней комнаты, в которой расположились оставшиеся на ночь родственники, он ещё раз замер, прислушиваясь. Но всё было в порядке. Размеренное посапывание женщин перекрывал мощный и протяжный храп Ивана.
      Так и должно быть. Сергей ещё раз удовлетворённо кивнул и, тихо улыбаясь, скользнул на кухню. От пережитого во сне безумного ужаса не осталось и следа. Он был спокоен. Время пришло и он знал, что нужно делать. Он выдвинул один из ящиков кухонного стола и, выбрав самый большой нож, направился к комнате, где стоял гроб с дочерью. Да, время пришло. Она явилась за ним из его детства. Через годы и расстояния она отыскала его. И вот теперь он должен покончить с ней. Или она покончит с ним.  Так или иначе, но этот кошмар сейчаскончится. Так или иначе кончится. Дверь предательски скрипнула, когда он входил в комнату. Богатырский храп Ивана сразу прекратился. Больше не таясь, Сергей захлопнул за собой дверь и повернул неизвестно как оказавшийся в замочной скважине ключ. Вот теперь им никто не сможет помешать. Он медленно обернулся. Она ждала его. Сидя на журнальном столике в углу и улыбаясь.
      - Ну вот и всё, - шепнул он, - я иду.
      И покрепче сжав нож, шагнул ей навстречу...

      ...- Папа, купи мне куклу!
      - Какую?
      - Вон ту! Ну вон, видишь?!
      Иван отыскал глазами куклу, на которую указывала его дочь и невольно вздрогнул от хлестнувших воспоминаний. Такая же кукла была в доме у его друга Сергея. Мысли о нём причиняли почти физическую боль, ведь прошло меньше двух месяцев. Иван всерьёз считал себя виновным в смерти Сергея. Тот даже снился несколько раз и пытался, как будто что-то сказать, но не мог. Если бы Иван тогда вовремя проснулся. Если бы сразу сообразил выбить запертую изнутри дверь... Всё произошло так внезапно. Сначала жена Сергея, очаровательная и большеглазая Таня, а потом дочь. Ей было всего 8 лет. Не мудрено, что Сергей не смог выдержать этого. Он покончил с собой. Иван обнаружил его лежащим поперёк гроба дочери. На горле зияла огромная рана, в одной руке был зажат большой кухонный нож, а в другой - кукла. Кукла так похожая на ту, что сидит сейчас на витрине. Вот только та что на витрине была бледна и не улыбалась, а в остальном точная копия.
     - Пап, ну так что?
     - Что?..Ах, да... - Иван отвёл глаза от куклы и кивнув улыбающейся продавщице, достал бумажник...