Пролог

Старик натянул капюшон на глаза и придвинулся на довольно опасное расстояние к разгорающемуся костру. В огне, плеская в стороны искры, трещали поленья, но вокруг царила полная тишина. Не нарушали ее даже беженцы. Их было много - семей двадцать - но никто не теснился, никто никому не мешал. Некоторые бродили по поляне, остальные сидели в шатре - настолько огромном, что укрыл бы не только жителей одной деревни, но большинства деревень Персемья.
Отряд старика двигался по Персемским землям почти полторы недели, сопровождая беглецов в безопасное место. Но у подножья гор общим собранием было решено сделать привал: все устали. Да и дети не могли уже спать на ходу в повозках, а днем идти по глине и камням. Когда-то здесь под ногами пружинила трава, а в небе нежно щебетали птицы, но война… Война выжгла плодородные земли, леса и прибрежные посевы; а ровные заасфальтированные дороги, соединяющие деревни, превратила в бесконечные колдобины.
- Вы обещали… – первым подал голос самый молодой из тех, что сидел в первом ряду. Совсем ребенок: лицо его еще не знало щетины. В ответ - молчание. В кругу парней пробежал одобрительный шепот, но старик и тут не ответил. Он бросил взгляд на Персемские горы, к подножью которых отряд почти подошле, но мысли его витали дальше; где-то на той стороне, куда даже луна не глядела своим серебряным глазом.
К старику подошел мужчина с короткой стрижкой, одетый в длинную, рубаху, перетянутую бечевкой и джинсы. Доложив, что все дети в шатре, он немного постоял, с грустью глядя на вершины гор и ретировался.
Старик повернулся к парням, которые снова превратились в слух.
-  Я не знаю с чего начать, - тихо произнес он. За треском сухих веток в костре голос был едва различим.
Молодые люди ждали – старик всегда так говорил, хотя прекрасно знал, с чего начнет. Так было и в тот раз.
- Нет, знаю.
Он посмотрел на костер, и в глазах заплясало пламя: жаркое, согревающее. Не отрывая взгляда от огня, старик застенчиво улыбнулся и  произнес, громко и отчетливо:
- А началось все, как обычно - давным-давно…

Дом на холме

Глава 1
Новые хозяева

Субботний летний день только входил в силу, и с шоссе на грунтовую дорогу вышел Сергей. Крепкий высокий мужчина в полном рассвете сил. На круглое загорелое лицо волнами спадали темные волосы. На мир с этого лица взирали большие янтарно-карие глаза. День выдался жаркий, отчего из одежды на мужчине были только шорты. Из сумочки, прицепленной к ним, донеслась знакомая мелодия.
- Да! – раздраженно выдохнул он, поднеся мобильный к уху. Но никто не ответил. На другом конце доносились испуганные голоса, среди которых мужчина узнал голос сына. – Что случилось? Алло! Антон!
Он рванул вперед и, нырнув в знакомый проулок, побежал к дому. Уже отсюда была видна небольшая, но все увеличивающаяся группа зевак, а из окна, которое не сразу нашел глазами мужчина, валил черный непроглядный дым.
- Пап! – Антон окликнул его из толпы.
Отец подошел к нему, едва держась на ватных ногах. И чем ближе он подходил, тем больше страх пожирал его: Антон стоял, как громом пораженный… и был один. Младшего сына не было. Путь до Антона занял всего пару секунд, но эти мгновения слишком сильно растянулись - в голове Сергея успела возникнуть страшная мысль.
«Дима, - он почти произнес это вслух, но губы не послушались. - Его б-больше нет».
И тут же перед глазами возникла ужасная, но необычайно яркая картина: на полу в шаге от двери лежит обезображенное тело его шестнадцатилетнего сына… его застывшие обожженные руки сжимают собственное горло… глаза и рот широко открыты… на синем лице ужас и боль…а в стеклянных глазах последняя мольба…
Холод прошел по спине Сергея, но он смог отогнать видение. Добравшись, наконец, до Антона, отец схватил его за плечи.
– КАК ТЫ??? – заорал он. - ГДЕ БРАТ???
Люди вокруг отшатнулись, но Сергей больше не обращал на них внимания. Он видел только лицо семнадцатилетнего сына, глаза которого блуждали - не могли сфокусироваться на отце. Сергей что было силы тряхнул Антона. В тот момент было не до нежностей – сын явно не в себе.
Взгляд Антона прояснился. Парень, глубоко задышав, начал приходить в себя.. Отец же, с трудом дав тону спокойствия, спросил:
- Где Дима? Ты как? Что тут вообще?.. а-а-ай, ладно!
Он махнул рукой. Не важно, что случилось. Пока не важно.
- Там, - едва слышно ответил Антон, указав на дверь их парадной. Мотнул головой, словно отгоняя наваждения, и окончательно пришел в себя. – Нормально. Мы оба нормально.
Сердце отца чуть не выскочило из груди. К ним, петляя между соседями шел Дима. Живой и здоровый.
- Папа! – радостно выдохнул он, оказавшись вместе с братом в крепких объятиях Сергея.
- Боже!
Перед отцом стояли два парня, совершенно не похожих на его детей: старший - высокий светловолосый юноша  с черными, как воронье перо, глазами на скуластом лице - за секунду превратился в сушеную мумию с заляпанными сажей патлами. А Дима – на его круглом лице всегда играла лучезарная улыбка, карие глаза, буквально светились, а длинные волосы торчали во все стороны – вторил брату своей внешностью.
- Как это случилось? – выпалил Сергей. Но, верно, решив, что слишком резко, добавил: - Не в курсе?
- Нет.
Братья не лукавили. Они действительно не представляли, что случилось. Когда шли со школы, то намеривались позвонить отцу и пойти вместе за покупками, но, подойдя к дому, увидели пожарных. Среди них был и хороший знакомый отца. Спасибо ему, кстати, что немногие уцелевшие вещи не растащили.
- Серега! – позвал кто-то.
Отец обернулся – к ним быстрым шагом шел тот самый пожарный. Сергей, мотнув головой, отозвал приятеля в сторону.
Разговор шел долгий, но братья не прислушивались. Их головы опустели, а взгляд устремились на окно третьего этажа. Дым тянулся наверх уже едва заметной струйкой, но окно все равно было темным… черным … пустым. Пустота – то, что осталось от их квартиры – поселилась и в мыслях братьев. Последние девятнадцать лет их семья жила здесь. В этой квартире. Их мама (ее звали Лили – прекрасное имя) умерла, они жили вдвоем с отцом, но у них был дом. Без материнского уюта… но все-таки с потолком и стенами…
Сергей подошел минут через двадцать. А за его спиной стоял Джон Дарен, родной брат Лили.
- Поехали, - в один голос сказали мужчины.
Из толпы вышел участковый и достал из сумки планшет.
- Секунду, - остановил он Саевых.
Записал их имена и фамилии (Сергей, Антон, Дмитрий Саевы), спросил, давно ли все покинули квартиру – братья сказали, что утром, а отец еще раньше, на рассвете - и отпустил.
- Куда поехали? – вымученно поинтересовался Дима, когда они вышли к шоссе.
- Ко мне, - голос у Джона был низкий, как урчание льва. Да и сам он был похож на льва: движения ленивые вальяжные, если не сказать заторможенные.
На вид дядя был неопределенного возраста, с размахом от двадцати пяти до сорока пяти лет, крепкого телосложения, высокого роста. Его иссиня-черные всегда блестящие волосы, с едва проглядывающей сединой (которой он ужасно гордился), были стянуты сзади резинкой. А бледное, худощавое лицо с красными щеками, орлиным носом и черными, как смоль глазами, как всегда ничего не выражало. На племянников же был устремлен абсолютно непроницаемый взгляд.
Говорил он без акцента – русский язык был для него, как и для сестры, вторым родным. Откуда они родом, брат и сестра никогда не распространялись, а от расспросов Саевых умело уходили.
- К тебе?
Антон остановился. Его брови, как и брови Димы, поползли наверх.
Джон часто, после смерти сестры, навещал их, брал с собой на прогулки, за город, да куда угодно… но только не к себе домой. Попытки братьев узнать причины этого оказались тщетными, а повзрослев, Саевы пришли к единственному логическому решению – «мой дом – моя крепость». Вот чем руководствовался Джон, и хватит об этом.
- На вторую квартиру, - невозмутимо ответил он.
Вот теперь все встало на свои места: «вторая квартира» представляла собой смежную с его квартирой кладовку. Чулан, который в розовых мечтах Джона собирался стать «студией».
- Там и обсудим кое-что, - буркнул себе под нос дядя, и на лице возникла и тут же исчезла горькая неловкая усмешка.
Через несколько часов Саевы глотали горячий чай, морщась, но заметно успокоившись. «Студия» Джона за те пять с лишним лет, что он ей владел, так и осталась мечтой. Временное пристанище Саевых являло собой небольшую, если не сказать миниатюрную комнату. Два обшарпанных кресла, стол с неустойчивыми ножками, да видавший виды диван, на который не то, что садиться - стоять рядом было боязно - вот, собственно, и все. Да даже это поместилось здесь не иначе, как с Божьей помощью. Выхода, однако, у них не было – Джон предусмотрительно закрыл дверь в свою квартиру – так, что сели уж где было.
- Поджог? – Дима первым озвучил мысли семейства. Он бросил короткий взгляд на отца, но тот, вопреки обыкновению, не покачал головой.
- Очень может быть… - медленно проговорил он, глядя в темноту. Он явно хотел сказать что-то еще, но внезапно за его спиной что-то щелкнуло, и ноги тут же обдало холодом. Братья чуть не захлебнулись горячим чаем.
Из коридора раздался голос Джона:
- Вы бы хоть свет включили, ей Богу!
По его интонациям никогда не поймешь - обеспокоен он чем-то или наоборот - принес радостные вести.
"И впрямь, - подумал Антон и позволил себе ухмыльнуться. - Уже, наверно, час, как за окном стемнело, но никто не заметил, что в комнате - хоть глаз выколи".
"Лампочка Ильича" загорелась ядовито-желтым светом, но стало как ни странно уютнее. Жмурясь, Дима уставился на "гостя". Вопреки надеждам младшего Саева, лицо дяди, так же, как и его интонации, не выражало абсолютно ничего.
Джон примостился между Сергеем и Димой и, хлопнув ладонями по коленям, с присвистом выдохнул. Сумку, с которой он пришел, мужчина отложил в сторону.
- Так, во-первых, - после недолгой паузы произнес Джон, - это не поджог. Твой друг, как его... Саня сказал, что все дело в проводке. Вполне может быть.
Сергей кивнул, и на его лице появилось недоуменное выражение. Правда тут же исчезло
Джон пожал плечами. Немного помолчав, продолжил:
- Во-вторых, я думаю, что выражу общее мнение - вам нужна крыша над головой.
Саевы вымученно улыбнулись.
- Я вот тут, кстати, десерт принес.
С этими словами Джон достал непойми откуда контейнер с хрустящим шоколадным печеньем – излюбленное лакомство Саевых, Джон его готовит сам – и положил на стол.
- Налетай, - застенчиво сказал он.
- Что с квартирой? – осмелился спросить Антон. В этот момент он наливал всем по третьей кружке чая, и еле смог удержать чайник в трясущихся руках. Тревога, было отступившая под действием напитка, вновь нахлынула. Даже с большей силой. Как новая волна... – От нее хоть что-нибудь… осталось?
- Нет.
Джон, прислонив губы к кромке чашки, обвел глазами Саевых.
- Так, немного одежды, - он кивну на сумку, лежащую о дивана.
И в его взгляде, хотя братья в это и не верили, отразилась целая гамма чувств, возможно переполняемых дядю. Тоска, усталость, злость, и еще какая-то обреченность, даже безысходность.
Снова молчание, нарушить которое было нечем.
«Нет, - голос Джона ухал, как сова в голове Димы. - Антоха спросил «что-нибудь осталось от квартиры», а Джон ответил «нет». Ничего. И что им делать? Что вообще можно сделать в такой ситуации? Они, привыкшие к комфорту, созданному их отцом, теперь были почти на улице». Дима глянул на отца – тот с отсутствующим видом сидел на диване. Что могло прийти ему в голову?
- Раз так, что будем делать? – Антон обращался именно к папе. Их с братом мысли бежали в унисон: всесильный отец, потерявший жену, поднявший двух сыновей мог сломаться в один миг. И дети это понимали, как никто другой.
- В любом случае нам нужно время, - голос отца был каменным, однако перелома слышно не было. - С кандачка это не решается. Куча справок: в пожарной, в социальной… мрак, - он нервно ухмыльнулся. - Где потом жить будем – не знаю, а пока… Джон, ничего, если… - он обвел комнату глазами.
Джон наклонился вперед, сложив ладони в замок. Сказал:
- Серега... Ты сам понимаешь, что на меня вы можете всегда рассчитывать, но вчетвером мы там, - он мотнул головой на дверь своей однокомнатной квартиры; той, в которой жил сам – не поместимся.
Отмахнувшись от всех возражений Саевых, что они мол «могут и во второй комнате поютиться», Дарен продолжил:
- Я знаю, где вы можете спокойно пожить неограниченное время. И места там куда больше.
Лицо Димы посветлело.
- Дед?
- Да.
«Дед» - это отец Лили. Правда, братья видели его только на фотографиях – человек он, мягко говоря, своеобразный – ни кого не пускал к себе (особняк где-то за границей), ни сам никуда не выезжал. Насколько Антон с Димой знали (из рассказов Джона – мама на эту тему не очень распространялась), большую часть жизни старик провел в фамильном имении, как в скиту (хоть и довольно комфортабельном), а детей, Джона и Лили, воспитывала мама. Которая, вроде, и сейчас жива-здорова. Надо отметить, однако, что и она не стремилась к общению. Странная семейка, всегда отмечали братья. Вспомнив это, Дима с Антоном почему-то засомневался в гостеприимности «дедушки». Учитывая еще и то, что к отцу, он относился, мягко говоря, не очень. Случай на свадьбе родителей – тому подтверждение… Ссора и громкий скандал, последовавший за ней…
- Я понимаю, - Джон зычным голосом вывел братьев из воспоминаний, - отношения у вас с ним не сложились.
- Вернее их нет, как таковых, - поправил дядю Дима.
- Ну да. Почти. Но, он сам, повторю, сам связался со мной и предложил вам помощь.
Реакцией был ступор.
- А с каких это пор? – в один голос поинтересовались отец с Димой.
- Вот уж не знаю. А только он ждет нас со дня на день.
Все посмотрели на Сергея – он еще никак не отреагировал на сей факт. Но глава семьи… решать ему, как-никак.
- Едем. Там посмотрим.
***
Прошло несколько дней, и вот уже все семейство было готово отбыть. Сергей только и делал, что подгонял сыновей, да раздавал указания.
- Пошевеливаемся, молодежь! Скоро Джон приедет, и мы дунем в дорогу.
Братья удивились, но на лицах возникли разные выражения: брови Димы радостно взметнулись ("А он едет с нами?"); брови же Антона сровнялись над переносицей ("А его разве пригласили?").
Сергей глубоко вдохнул, выдохнул. Затем ответил, не допускающим возражения тоном:
- Да.
В дверь позвонили. Антон, обходя небогатый скарб, сложенный в коридоре – все, необходимое, что купили Саевы после пожара - направился открывать её.
- Сто лет жить будет, - буркнул он с улыбкой, впуская в дом дядю.
В комнату вошел Дарен. В руках он держал свой любимый темный кожаный плащ и сложенную в «три погибели» походную сумку.
- Ну как, готовы? – улыбнувшись, спросил Джон.
Вместо ответа, Саевы взяли в руки чемоданы.
***
В конце долгой изнурительной поездки их ждал заслуженный подарок. Громадное, необхватное, непроглядно-черное здание, с бесчисленными башнями, литая обшивка, будто взятая с обложек мистических произведений. Это произведение искусства стояло на невысоком холме, окруженным лесом.
Навстречу Саевым вышел человек. Подтянутый мужичок, лет пятидесяти, не больше. Его зализанные назад черные с сединой волосы открывали обзору нехилую лысину на широком лбу. Глаза у мужчины были острые, как осколки стекла, и такие же прозрачные. И взгляд какой-то… дикий.
Двигался он слаженно, четко – как бравый солдат на плацу.
- Здравствуйте, господа, - «проскрежетал» дворецкий. Его голос убивал. Скрип, сродни проведенному по стеклу фломастеру. – Добро пожаловать в Сайфер-холл. Меня зовут Фред Бартон, я дворецкий.
Он элегантным жестом указал назад.
Все представились и поздоровались, кроме Джона, который стоял, молча всматриваясь в дворецкого.
- Ну, чтож, - после небольшой паузы мягко произнес Сергей, переминаясь с носка на пятку. - Может, зайдем?
- Дело говоришь, Серега! Нечего на пороге стоять! Успеем еще налюбоваться! - прогомонил Джон, указывая Фреду, мол «провожай».
Впечатление от внешнего облика дома не шло ни в какие сравнения с теми чувствами, которые испытали гости, едва огромные дубовые двери открылись перед ними. Глаза Саевых сверкали, как глаза дядюшки Эбенезера Скурджа, открывшего для себя чувство радости в Сочельник.
Холл был просто огромен, стены завешаны так непривычными для городского жителя тканями, великолепные картины органично вплетены в общий интерьер, свет от свечей в канделябрах играл прелестную симфонию прошлого на лицах гостей. Парадная лестница начиналась в центре и далее, на уровне второго этажа, расходилась по перпендикулярной линии. Сама лестница была вроде как из дуба. Её перила украшала резьба и замысловатые скульптуры, усаженные на крайних балясинах. «Красная ковровая дорожка» на полу придавала торжественности всему происходящему, а сам же пол был украшен мозаикой, в точности повторяющей рисунок лепки на куполообразном потолке.
- А где же наш дражайший дедушка? – оглядывая потолок и особо ни к кому не обращаясь, поинтересовался Джон.
В этот момент дворецкий закрывал двери. Но услышав вопрос Джона, застыл, словно окоченел. Джон оторвал взгляд от потолка и повернулся к дворецкому.
- Фред?!
Мужчина также молча и неподвижно разглядывал дверь, словно ничего кроме его и не волновало.
Джон взволнованно повторил имя дворецкого, сделав к нему пару шагов. Братья, переглядываясь друг с другом, двинулись за ним. А Сергей, который находился ближе всех к застывшему дворецкому, просто хлопнул того по плечу.
- Дружище, - его зычный голос разнесся по холлу, и, Слава Богу, вывел из ступора старину дворецкого, - что с тобой? Не заболел?
Бартон медленно повернул голову и едва слышным голосом произнес:
- Простите.
Далее без объяснений направился к лестнице. Проходя мимо Джона, он совершенно безэмоциональным отсутствующим тоном сказал:
- Он не выходил из своей комнаты весь день.
Все не сразу поняли, о чем он, но, вдруг, Джон, побледнев, оттолкнул Бартона и поспешил на второй этаж. Ополоумевшие Саевы ринулись следом, петляя и толкаясь на лестнице. Спина Джона скрылась за поворотом, послышался звук хлопнувшей двери, и наступила тишина. Нарушали ее лишь их молодые сердца, стучавшие достаточно громко, чтобы их можно было отчетливо слышать в узком коридоре. Взволновано дыша, Саевы заглянули в коридор. Джон стоял у одной из дверей, белый как полотно, и смотрел в проем.
- Он мертв, - неотчетливо прошептал он, подойдя к Саевым и встав у них за спиной.
Братья первыми зашли в комнату. Их взглядам предстала ужасающая картина. Прямо перед дверью, в кресле сидел их дед. Хоть они и видели его на фотографиях, но решительно не узнавали это иссохшее пергаментно-серое, а то и желтое лицо с впалыми до костей щеками, тонким перекошенными губами и распахнутыми в страхе пустыми серыми глазами. Страх, казалось, витал в комнате, просачиваясь в кожу и разносимый кровью по всему телу, он сжирал сердца напуганных гостей. Первым нарушил гробовое молчание Джонатан. Голос его дрожал, а в глазах застыли слезы:
- У него было слабое сердце.
***
Минула неделя. Страсти стихли, напряжение отошло, а горестные мысли улетучились. Гости начали потихоньку обживаться в новом доме. Сайфер-холл достался им по наследству. Еще один сюрприз от деда. Приятный, да, но…
Вопросом похорон очень оперативно занялся Джон и уже на следующий день прах бывшего хозяина поместья был развеян по воздуху.
И вот, новый день обещал быть самым лучшим за прошедшую неделю. На улице приветливо светило солнце, погожий денек просто не позволял захаживать неприятным мыслям в головы новоселов.
- А это кто? – спросил Антон, во время прогулки по дому.
Саевы, Джон и Фред остановились около огромной картины, занимающей по высоте всю стену второго этажа. Дарен подошел почти вплотную и ответил:
- Это и есть основатель вашего рода – Клаус Сайфер.
Антону показалось странным то, как Джон смотрел на этого Сайфера. Да, да, именно на Сайфера, а не на картину. Складывалось впечатление, что Дарен лично знал человека, запечатленного на ней. Но уже через секунду во взгляде Джона не было ничего необычного.
Человек, глядящий с портрета, имел внешность весьма неприятную. Его седые (даже скорее серые) волосы были стянуты на затылке в длинный несколько раз перекрученный хвост; а суровое бледное лицо было испещрено морщинами, до жути напоминающими шрамы. Но главная неприятная часть его внешности – глаза. Светлые, даже пустые, они как омут затягивали в себя заблудившихся путников. Эти глаза смеялись над Антоном, сначала тихо, едва слышно, потом в полный голос…
Антон открыл глаза, но ничего не увидел. Вокруг царила тьма и тишина. Тоже было и внутри. «Где я?» – единственная мысль постучалась в его пустую голову. Глаза понемногу привыкали к темноте и очень скоро он начал узнавать знакомые очертания. Высокий, до потолка, книжный шкаф; колченогое кресло, да небольшой сервировочный столик – их с братом комната, куда их поселили в Сайфер-холле.
Слева послышался громкий всхрап, затем судорожный выдох и Дима на соседней кровати проснулся.
- Очнулся? – он встал и раззанавесил окно – в комнату проникло немного лунного света.
- А ч–что случилось? – спросил Антон, приподнявшись на локтях.
«Плохо дело, - подумал младший Саев. – У него еще и память отшибло»
- Ты грохнулся в обморок, - просто ответил он.
- Чё?
- В обморок.
И Дима закатил глаза и наклонил назад голову.
- Да понял я, пантомима, - буркнул Антон.
Память потихоньку возвращалась, и он вспомнил человека на картине, затем головокружение, тупую боль в висках и металлический привкус во рту. Но было что-то еще…
- Ты как? – взволнованно спросил Дима.
Ему не понравилось выражение лица брата: приоткрытый рот и глядящие в никуда глаза.
- Нормально, нормально.
- Давай спасть, - после паузы сказал Антон, все еще пытаясь вспомнить, что случилось у портрета… Безуспешно. 
Разумеется, Антон уснул не сразу. Лежа на кровати, он напряженно думал обо всем случившимся и к огромному стыду отметил, что больше его мысли занимает вечерняя потеря сознания, нежели смерть деда и сгоревшая квартира. Как неприятно все это! Брат же его, наоборот, никак не мог избавиться от тяжких мыслей о бедах последнего времени. Каждую секунду он ждал чего-то нового, ждал, что за очередным углом их ждет беда похуже предыдущей. Дед умер… погиб, не иначе. Погиб незадолго до их приезда.
- Что-то я хотел сказать… - прошептал Дима, повернувшись к не до конца занавешенному окну. В комнату проникал яркий луч лунного света и падал прямо между кроватями братьев.
- Дай угадаю, - Антон уставился в потолок, - ты не веришь в совпадения.
- Да. Тем более в такие.
В этот момент Антону впервые пришла в голову мысль, которая обещала поселиться там надолго. Навязчивая, неприятная мысль… Не успев толком все обдумать, Антон вырубился. С пренеприятным настроением.
Он тонет… Падает на дно… Нет, его тянет в какое-то болото… Он зовет на помощь, но рот открывается в беззвучном крике… Он чувствует, что ослабевает, теряет контроль над телом, а движения не дают результатов.
И тут он видит людей… Странные люди…одни одеты в камзолы, другие – в сарафаны... Люди подходят к нему… Он перестает звать на помощь
И он видит их… Кто-то очень знакомый впереди всех… Кто?... Мама… это мама… а за ней… Джон… На маме какое-то белое одеяние…саван? На Джоне…его любимый кожаный плащ… но с капюшоном, едва скрывающим его лицо. Люди подходят все ближе… СТОЙТЕ! Нет звука… Мама пропадает… Он видит, как ее макушка… как ее макушка скрывается в вонючей жиже… Люди подходят все ближе… Люди исчезают… так же, как и мама… а снизу к поверхности бегут пузыри… Прямо перед ним из болота торчит голова Джона… Глаза бешено вращаются… Джон хочет что-то сказать, но в рот уже заливается жижа… вонючая жижа…
Антон проснулся. В таких случаях говорят: «в холодном поту». Отдышавшись, очумевший парень повернулся на другой бок и охнул от удивления: Дима полусидел на своей кровати, положив руки на колени и глядя невидящим взглядом. Не смотря на темноту в комнате (не считая пучка лунного света) Антон прекрасно разглядел блестящие капельки испарины на его лице.
- Че с тобой? – сухим хриплым голосом спросил Антон.
Дима встрепенулся, он не ожидал, что в комнате еще кто-то есть… «Как кто-то? В комнате мой брат. Надо проснуться» Все еще находясь под впечатлением от своего сна, Дима рассказал брату, в чем дело. Но дойдя до середины пересказа, он понял – что-то не то. Брови Антона ползли вверх с каждым слово. 
- Че с тобой? – настала очередь Димы спросить это.
- Мне снилось тоже самое. То есть абсолютно тоже самое. Слово в слово, то, что ты сказал.
Дима верил в их ментальную связь – не раз братья думали об одном и том же, одними словами говорили что-то, а порой и друг за друга говорили. Но чтоб в одну ночь приснился идентичный сон..!
- Дурдом, - только и сказал Дима, вытирая пот со лба, укладываясь на бок
Антон кивнул, накрывшись с головой пустым пододеяльником. В наступившей темноте, та самая навязчивая неприятная мысль снова проникла в его сознание, а в ушах зазвенело имя: «Джон»…
С тем он и уснул. Следующего сна Антон потом не вспомнил.
***
Утро встретило новоселов тяжелыми свинцовыми тучами, нелицеприятно нависшими над домом. Мрачный пейзаж за окном создавал особое настроение.
- Ну что? – начал Джонатан, усевшись у камина и закурив трубку. Он всегда брался за трубку, когда о чем-нибудь думал. И это ему шло, надо сказать, - Думается мне, вам интересно знать историю этого строения.
- Еще б, - поддакнули Саевы, рассаживаясь в уютные кресла, полумесяцем от рассказчика.
- Тогда я начну! Авось и распогодится, пока я рассказываю.
Он прикрыл глаза, выдержал театральную паузу (не понятно, специально или нет, но выглядело это впечатляюще), и погрузил всех в тонкий шуршащий переплет такой неоднозначной шутки, как история:
- Вот уже более четырехсот лет незыблемо стоит Сайфер-холл на безымянном холме близ деревни Стоун-идвич. Всё это время стены замка помнят каждый момент истории, каждый вздох, изменивший чью-то жизнь. Они бесконечно фотографируют наши эмоции, наши характеры, наши поступки, нашу жизнь, и - чего греха таить? - наше медленное старение…
- Короче, Склифосовский! – в едином порыве выдали Саевы.
- Ой-ёй-ёй! Привереды нашлись. В общем, дом сей имеет историю весьма странную и запутанную. Знаю я не так много, но то, что знаю – поведаю. Судьба его тесно связана с судьбой доктора и путешественника Клауса Сайфера, на портрет которого, Антон, у тебя вчера была такая бурная реакция.
- Спасибо большое, блин! – оскалился Антон, - Мог бы не напоминать!
Джон обезоруживающе улыбнулся.
- Да ладно тебе, племяш, не парься! Я вообще, когда в детстве сюда приехал, от этого портрета несколько месяцев шарахался. Так, где я остановился?
- Судьба дома и его хозяина, – напомнил Димон.
- Угу. Как это часто бывает, лишь одна сила могла послужить началу многовековой истории, такой же загадочной, как история похождений вашей бабушки, моей дражайшей матушки. Она делает мужчин слабыми, а женщин сильными, она становится каплей чернил на пере гения, создающего шедевр, она подобно одному рисовому зерну, которой может либо уравновесить чаши весов, либо безвозвратно склонить одну из них…
- И имя этой силы…, - подытожил Сергей, прекрасно зная ответ своего друга.
- Любовь, конечно, - проговорил Джонатан, обернувшись и взглянув на секунду на огонь в камине. - Любовь опасная и страстная, и при этом тихая. Только такая любовь могла толкнуть человека на всё. Клауса она подтолкнула к событию, изменившему всю его жизнь. Но началась эта история не здесь, а далеко отсюда, на старой ферме, тогда принадлежавшей старику Арку Симеону. Прежде чем продолжить, думаю, нужно рассказать о нем.
Бывший торговец, он незадолго до этой истории свернул свою деятельность. Его заставили сделать это темные делишки, в которые он вляпался, будучи человеком недалеким. Другое, крайне неприятное качество его характера - безразмерная алчность - не позволило заниматься честными делами, и он, в очередной раз, проведя несколько махинаций, завладел землей. Как я уже сказал, человек он был не шибко умный, так что на новом поприще фермера долго не удержался. Быстро ветшающее хозяйство, в конечном счете, привело его на грань нового банкротства. И тут на сцену выходит девушка Арианна, дочь Арка, по законам жанра очень красивая. Лично для самого Симеона красота его дочурки не была ничем экстраординарным, а всего лишь еще одним способом подзаработать.
Настал момент, когда долговая петля уже смастерила узелок, затягиваясь на его шее. И в это время Симеон видит буквально в двух шагах от фермы лучик света в лице молодого человека, прилично одетого, явно обеспеченного, и также явно что-то замышляющего. Этот юноша делал вид, что что-то рассматривает на земле, а самому Арку (и всем до единого жителям округи) было доподлинно известно следующее: на земле - ровно как и под ней – ничегошеньки нет! В тех краях было принято, приехав, оставить под землей какую-нибудь ценную безделушку, дабы обогатить будущее на этой земле, а уехав – оставить  что-нибудь не менее ценное за пределами владения, дабы не расстраивать землю. Старик, зная об этой милой традиции, изгваздал территорию буквально вдоль и поперек. А также своим боровьим пузом вспахал землю за пределами владения. Клад, найденный им, являл собой золотую (а скорее позолоченную) монисту и черный бархатный таперт (что-то вроде туники), явно не налезающий на живот Симеона. Все это было загнано скупщику, проходившему мимо их фермы на следующий же день. Заметив, что те два предмета, которые ему продают, усыпаны хлопьями земли, скупщик, быстро проанализировав ситуацию, решил по-быстрому сторговаться и еще быстрее смыться. Конечно же, ситуацию он проанализировал неверно, но решение уйти подольше от старика Симеона было абсолютно обоснованным. С ним вообще мало кто мог общаться более одного часа: на протяжении второго он внушал отвращение, на третьем часу крайнюю неприязнь и грешные мысли о членовредительстве.
Так что, возвращаясь к нашим (я извиняюсь) баранам, молодой человек, который так старательно наклонял голову и исподлобья следил за домом, не мог ничего найти на вытормошенной земле. Резкое желание дочери Симеона пройтись по свежему воздуху привело Арка к пятиминутному раздумью (рекорд!), в завершении которого его «осенило»! Его дочь и этот юноша тайно встречаются! «А хотя… почему бы и нет? Быть может, этот молодой аристократ (так он уже окрестил нового «знакомого») будет способен нам помочь. Что ж, пусть будет так», - рассуждал жирный старик, жадными поросячьими глазками наблюдающий за тем, как его дочь, нервно оглядываясь по сторонам, уходит куда-то с молодым человеком.
Дальнейшее развитие событий было столь стремительным, что установить какие-либо связи не представляется возможным. Единственное, что нам доподлинно известно, это то, что старик Арк прижал молодого аристократа (как вы поняли нашего Клауса Сайфера), заставил жениться на Арианне, и спустя короткий промежуток времени таинственным образом скончался. Тело его нашли за территорией фермы без единого повреждения, но уже бездыханное. Клаус же уехал из тех мест, взяв с собой безумно влюбленную в него Арианну. Спустя некоторое время они попали в эти края. Здесь Клаус построил дом, в котором мы имеем удовольствие находиться в рекордно короткие сроки и подарил его своей возлюбленной. Далее происходит странная вещь: непонятно по какой причине возлюбленные расходятся, причем Клаус остается в доме, а Арианна уезжает в неизвестном направлении. Ответа от Сайфера так никто и не добился. Он умер опять же при невыясненных обстоятельствах… Тело так и не нашли. Распогодилось!
- Че? – не понял Димон.
- Я имею в виду, на улице распогодилось - солнце выглядывает, - пояснил Джон с улыбкой.
- Отлично, - обрадовано произнес Серега, приподнимаясь с вроде бы мягкого кресла, но потягивая затекшую спину и растирая подотекаюший зад, - Двинули!

Отредактировано Tabic (2011-05-02 16:13:18)